Как-то приехал прославленный коллектив в Польшу с программой «Туровская легенда». В цирке шапито, где выступали, все билеты были проданы, но желающих увидеть белорусских артистов было столько, что пришлось давать по два концерта в день! А как принимали «Хорошек» финны! Когда начали исполнять «Каханочку», зал встал.
Зарубежный зритель был покорен национальным колоритом танца, средства массовой информации никогда не скупились на комплименты и доброжелательные отзывы. Ведущего солиста ансамбля заслуженного артиста Беларуси Федора Балабайко датские журналисты окрестили в газетах «белорусским Чарли Чаплином». Видимо, образ, который наш танцор создал в «Веселухе», «Гусариках», «Кадрили», невольно навеял воспоминания о великом комике.
Кстати, Федор Балабайко на сцене уже 43 года, официально его должность звучит теперь как «ассистент балетмейстера», однако его горящий взор предательски выдает главное: танец для него – по-прежнему ритм всей его жизни, это его пульс, его сердцебиение и дыхание.
– Федор Яковлевич, а сколько в мире танцоров, которые, как и вы, продержались чуть ли не полвека на сцене? Вы даже в свои 68, слышала, еще немного танцуете.
– Сколько таких? Не знаю, не интересовался… Скажу так: до 42 я неплохо выплясывал, до 66 – плясал, а сейчас подтанцовываю. Выхожу на сцену изредка, год назад перенес операцию, и теперь руководитель ансамбля Валентина Гаевая не позволяет развернуться. Бережет меня.
– Зрители и сегодня помнят ваши фирменные трюки – «козу» и «обратку»…
– Эти трюки я примерно лет до 42 исполнял, а потом на смену пришла молодежь, у нее уже есть свои фишки, многие акробатические элементы у ребят хорошо получаются. А вообще я согласен с Валентиной Ивановной, которая считает, что танец – как полет души. Можно сделать технически выверенные движения, безупречно правильные па, но если артист не вкладывает эмоции, душу и чувства, это будет просто гимнастический этюд, не более.
– На мировом уровне ансамбль выглядит, безусловно, достойно?
– Мы очень высоко котируемся! Когда по Европе ездим, всегда принимают «на ура». В бытность СССР часто бывали в Италии. В год по два-три раза. Давали там концерты по месяцу-полтора. Итальянская публика плакала от восторга, признавалась: «Когда вы приезжаете – жизнь ключом бьет!»
В Союзе у «Хорошек» в год было по 120-150 концертов по стране. Дома бывали месяц, от силы полтора. Помню, летели в Комсомольск-на Амуре. В салоне стояли наши дюралюминиевые кофры. Командир корабля, увидев заваленные проходы, был шокирован: «Что это?» Ясно, что мы нарушили правила безопасности, но ничего другого не оставалось. Это сейчас в нашем распоряжении мягкие, как чехлы, чемоданы, а тогда ничего такого и в помине не было. Всегда тянули за собой огромные грузы. Ездили караваном: два «пазика», а позади – фура.
– Глядя, как свободно и непринужденно порхают по сцене танцоры, кажется, что нет ничего проще, чем ногами выплясывать. На самом же деле – это далеко не самый легкий хлеб.
– Когда раньше «Хорошки» выступали в деревнях и селах, местные жители, трудяги, глядя на нас, мокрых от пота, говорили: «Боже, детки! Мы думали, что у нас работа тяжелая, а у вас еще тяжелее». На сцене видят лишь конечный, красиво упакованный продукт, а вот то, что стоит за ним – срывы, пот, долгая кропотливая работа у балетного станка, часовые репетиции, – все это не для зрительской публики. Это действительно очень большой и тяжкий труд.
– Пять лет назад, 1 октября 2012 года, вам вручили орден Франциска Скорины. Это была неожиданная награда?
– Абсолютно, когда-то такой же неожиданностью было присуждение звания «Заслуженного артиста Беларуси». Прихожу на работу, подбегает одна девчонка: «Федя, поздравляю со званием!» Не верил, думал, розыгрыш. Поверил, только когда сам в газете увидел приказ.
Похожая история и с орденом случилась. Конечно, ты рад тому, что тебя заметили и оценили твой труд, но нужно отдавать отчет в том, что награда – это прежде всего заслуга руководителя и всего коллектива. Один человек – ничто.
Кстати, Александр Григорьевич, вручая орден, сказал: «Наконец-то увидел вас лично, а не на сцене». Сразу же после церемонии пошел на репетицию, ребята искренне поздравляли, радовались за меня.
– В ансамбле вы и свою вторую половину встретили...
– Да, влюбился в Ольгу с первого взгляда. Она, правда, не сразу обратила внимание на меня, но потом как-то быстро все у нас сложилось. Вместе уже почти сорок лет.
– Семья вела кочевой образ жизни, выходит, ваш сын в закулисье рос?
– Да, часто приходилось брать Егора с собой на гастроли. Однажды приехали в Мос-кву, в свободное время показали ему Красную площадь, Вечный Огонь, Большой театр. А по возвращении домой повели его в детский сад. Воспитательница интересуется: «Что ты, Егорка, в Москве видел?» А он с пафосом ведущего концерта отвечает: «Местечковый вальс!»
– Были у вас особенно любимые танцы?
– «Крутуха», кадриль «Лянсей», где я взваливал высокую партнершу на плечи и уносил со сцены. Зал умирал от смеха. Машеров, говорят, особенно любил этот момент выступления.
– Валентина Гаевая – особый человек в вашей жизни?
– Конечно! Если бы не она, работал бы на заводе. Кстати, танцами я стал заниматься поздно, в 18 лет начинал с танцевального кружка в училище, потом служил в армии – сначала разведчиком-дальномерщиком, затем в ансамбле песни и пляски Краснознаменного Белорусского военного округа. Потом пошел снова на завод, участвовал в самодеятельности.
Ну а профессиональным артистом стал аж в 25 лет. В 1974 году в Минске Валентина Гаевая создавала ансамбль при филармонии, я прошел отборочный тур и был принят в первый состав «Хорошек».
Позднее узнал, что Валентина Ивановна буквально отстояла меня, в отборочной комиссии больше было голосов против. Надеюсь, она не пожалела о том решении.
– Каждый концерт вы стоите здесь, за кулисами. Это ритуал?
– Я здесь не просто стою. В качестве ассистента балетмейстера смотрю, как ребята делают номер, иногда бывают какие-то ошибки, неточности, недоделки. И я потом могу что-то им подсказать, посоветовать. Во время концерта стараюсь замечания не делать, чтобы артист не расстраивался…
– Прислушиваются?
– Куда они денутся (смеется. – Прим. автора).
– Удивилась, что во время репетиции танцоры улыбаются так, словно перед ними уже сидит целый зрительный зал.
– И это правильный подход! Иногда артист думает, что на репетиции сэкономлю свои эмоции, а потом выйду на сцену и как дам жару! А потом не получается – нет мимики, движения скованны. Поэтому нужно выкладываться всегда, входить в образ уже на репетиции.
– А если бы не его величество случай, как бы сложилась ваша жизнь?
– Так бы и работал слесарем на заводе Кирова, но, к счастью, судьба сделала другой выбор, и благодаря своей профессии я много где побывал, пережил столько ярких эмоций, познакомился со многими интересными людьми. В 1986 году мы даже в Афганистан выступать ездили.
– Шла война и, наверное, страшно было туда лететь?
– Когда летели, вроде не было никакой тревоги, а вот когда побыли там, пообщались с нашими ребятами, исполнявшими интернациональный долг, то действительно страшновато стало. Военное командование боялось теракта. Душманы знали о том, что из Союза приехал танцевальный коллектив, и вполне могли бы устроить какую-то заварушку. По счастью, все обошлось, в то время там был наш Чергинец, и Николай Иванович очень оберегал коллектив, старался оградить всех нас от возможных неприятностей. Помню, когда на обратном пути сели в салон самолета, некоторые креститься начали… В общем, летели мы назад по территории Афганистана в сопровождении вертолетов, которые в случае чего произвели бы «отстрелы».
– Федор Яковлевич, вы имеете имя, серьезные регалии да и артисту балета для «выслуги» достаточно 20 лет…
– Хотите спросить, почему дома не сидится? И сам не знаю! Услышал где-то фразу: перестают танцевать не потому, что стареют, стареют, потому что перестают танцевать. Красиво сказано…
